Как я ни старался, уложить рассказ о дне рождения Булгакова в три части у меня не вышло. Так что через недельку придется выкладывать четвертую главу (уж точно последнюю, обещаю) – собственно, о праздновании самого дня рождения.
А сегодня мы поговорим о булгаковской Москве и тех местах в этом городе, которые представляют интерес для поклонников «Мастера и Маргариты».
Итак, приступим.
Дом 302-бис
Холодной осенью двадцать первого года Михаил Афанасьевич прибывает в Москву, чтобы остаться здесь навсегда. Но в Москве надо где-то жить. Пресловутый квартирный вопрос с этого момента станет головной болью писателя почти до конца жизни, но сейчас ему повезло: Булгакова смог поселить у себя муж его сестры – Андрей Земский, счастливый обладатель комнаты в коммуналке. Сам же Земский вскоре уехал в Киев, так что комната осталась в полном распоряжении Булгакова и его тогдашней жены, Татьяны Лаппа. Впрочем, это я так просто пишу – осталась в их распоряжении. На самом же деле Булгаков угробил пару-тройку кило нервных клеток, добиваясь в домоуправлении права жить в этой комнате – ну вот не хотели его прописывать, хоть ты тресни. Местные швондеры отстали от Михаила Афанасьевича лишь после того, как за писателя заступилась сама Крупская, которой Булгаков смог пожаловаться на свое бедственное положение.
Таким образом, Булгаков на целых четыре года обосновался в пятидесятой квартире дома номер десять (или, если вам больше по душе реалии «Мастера и Маргариты», номер 302-бис) по Большой Садовой улице. Через несколько лет в этой же квартире поселится шайка Воланда, заблаговременно устранив прочих жильцов, да и спалит дом ко всем чертям. А, может, и не в этой квартире устроится дьявол, а в тридцать четвертой – в нее Булгаков переберется из пятидесятой за полгода до того, как навсегда оставить этот дом. Кто знает? Скорее всего, просто проделал Михаил Афанасьевич свой любимый фокус: смешал в романе две квартиры в одну. Вот и Фагот, встречая Маргариту в этой квартире, что-то толковал ей про квартирные комбинации и пятое измерение...
Но это потом, а сейчас новоиспеченный москвич Булгаков описывает свое положение так:
На Большой Садовой
Стоит дом здоровый.
Живет в доме наш брат –
Организованный пролетариат.
И я затерялся между пролетариатом,
Как какой-нибудь, извините за выражение, атом.
Жаль, некоторых удобств нет,
Например, испорчен ватер-клозет.
С умывальником тоже беда:
Днем он сухой, а ночью из него на пол течет вода.
Питаемся понемножку:
Сахарин и картошка.
Свет электрический – странной марки:
То потухнет, а то опять ни с того, ни с сего разгорится ярко.
Теперь, впрочем, уже несколько дней горит подряд,
И пролетариат очень рад.
За левой стеной женский голос выводит «бедная чайка...»,
А за правой играют на балалайке.
С нашим братом – организованным пролетариатом, однако, Булгакову повезло значительно меньше, чем можно подумать, прочитав этот стишок. Соседи не жалели сил, чтобы донести до писателя все прелести житья в коммунальной квартире. Не удивлюсь, если однажды узнаю, что именно рассказами Булгакова об этих милых гражданах вдохновлялись Ильф с Петровым, описывая свою знаменитую «Воронью слободку». Тоже, кстати сказать, погибшую в пожаре.
Так что нет ничего удивительного в том, что своих соседей писатель неоднократно выводил в своих книгах (во-первых, не пропадать же таким богатым характерам, а, во-вторых, хоть так на них можно было отыграться!). Сам же осточертевший дом Булгаков раз за разом на тех же страницах сжигал (да, представьте себе, этот дом горел не только в «Мастере и Маргарите»).
Ну а все-таки, чтобы не быть голословными: что же за соседи достались Михаилу Афанасьевичу?
Ну, например, в соседней комнате жила проститутка Дуся (ночью клиенты нередко путали двери, и ломились с соответствующими намереньями в комнату Булгакова). Или возьмем комнату напротив – там обитала Анна Горячева (ну, та самая Аннушка, весьма точно описанная в «Мастере и Маргарите»). Ее так и называли – дура с Садовой. А, скажем, рядом с ней проживал некий Василий Иваныч – очень неопрятный мужичонка, вечно ходивший во всем клетчатом (никого он вам не напоминает?). Этот любил веселить соседей игрой на баяне. Часиков эдак в пять утра. Остальных описывать не буду, надоело.
Досуг у этих граждан был тоже вполне себе пролетарский: самогоноварение, пьянки, драки, поножовщина… Булгаков бежит к телефону и вызывает милицию, при первом стуке которой в дверь все буйствующие горошком рассыпаются по комнатам, запираются и сидят как мышки. Торчащий как дурак в гордом одиночестве посреди коридора Булгаков оштрафован за ложный вызов. Ей-богу, тут и взаправду дом подожжешь. Заблаговременно подперев входную дверь снаружи.
«Булгаковский дом» vs «Нехорошая квартира»
Наверняка Михаил Афанасьевич чрезвычайно удивился бы, узнав, что собственными руками сделал этот дом одним из любимейших мест для своих поклонников. Сегодня, пройдя через подворотню в закрытый со всех четырех сторон двор, вы найдете в этом доме аж два булгаковских музея. Правда, дружбы между ними нет; более того, музеи находятся в состоянии холодной войны. Видать, дают о себе знать не выветрившиеся флюиды коммуналки – ведь именно в квартире номер пятьдесят и расположился один из музеев. Второму тоже не слишком повезло в плане флюидов: он занял те комнаты, где в двадцатые годы размещалось жилтоварищество, или домком, или как там назывались эти товарищи, сначала пытавшиеся выгнать Булгакова из дома, а затем, после заступничества Крупской, отыгрывающиеся на нем, промывая мозги на предмет… ну, скажем, того, что он по ночам жжет электрический свет. А как же ему не жечь света, если по ночам он пишет «Белую гвардию»? Днем работает в «Гудке» фельетонистом, а ночью пишет (когда Булгаков спит в 1922-1924 годах, науке неизвестно).
Давайте поговорим немного об этих музеях. Итак, один из них, как было сказано, помещается в нехорошей квартире, описанной в «Мастере и Маргарите». Располагается эта квартира на пятом этаже, поэтому музей называется верхним (трудятся там маститые булгаковеды). Второй (там работает в основном молодежь) поселился в соседнем подъезде, на первом этаже, называется «Булгаковским домом» или просто нижним музеем.
«Верхние» весьма прохладно относятся к «нижним» за излишне романтическое отношение к писателю в ущерб научному подходу к изучению его творчества. У «нижних» душа не лежит к «верхним», наоборот, за излишне научный подход к творчеству писателя, убивающий всю булгаковскую романтику.
Если хотите ощутить эту разницу, загляните в нижний музей, поговорите с его обитателями (язык не поворачивается назвать их канцелярским словом «сотрудники»), посидите в крошечном уютном кафе в глубине музея. И вы поймете, в чем главное преимущество «нижних», с которым «верхние» не могут тягаться: здесь все больны Булгаковым – отчаянно, без надежды на выздоровление, как болен я сам, как заболевает каждый романтик, прочитавший «Мастера и Маргариту». И «нижний» музей – это, пожалуй, даже не столько музей, сколько клуб по интересам. Вернее, по одному, самому главному интересу. Люди работают там по зову сердца. Отсюда и искорки у них в глазах.
А у «верхних» глаза колючие – высматривают, не сел бы кто ненароком в кресло, которое в первую очередь – экспонат, а кресло уже потом. При мне один внушительный мужчина таки не утерпел и утвердился за письменным столом доктора Покровского с тем, чтобы его, гражданинов, товарищ его, гражданина, сфотографировал за этим столом. Так дама с колючими глазами возникла как из-под земли и, глядя поверх очков, долго выговаривала этому солидному дядьке, словно завуч нашкодившему пятикласснику. Да, раз уж мы упомянули доктора Покровского, следует сказать, кто он такой и что его стол делает в музее. Николай Михайлович Покровский был дядей Булгакова, московским врачом-гинекологом. Именно с него Михаил Афанасьевич списал своего профессора Преображенского, передав как внешность, так и вспыльчивый и непокладистый характер прототипа персонажу: «Такой же сердитый, напевал всегда что-то, ноздри раздувались, усы такие же пышные были» (из воспоминаний Татьяны Лаппа).
Стол этого замечательного человека помещается сейчас в квартире номер пятьдесят. Вообще, для музея заполучить какую-либо вещь, непосредственно связанную с Булгаковым – это большая удача, так как вещей этих сегодня не найти днем с огнем. Так что этот стол и в самом деле имеет статус Артефакта с большой буквы. Это я к тому, что если, прочитав вышесказанное, вы решили, что делать в верхнем музее нечего, то вы заблуждаетесь. Как раз с экспонатами в «Нехорошей квартире» дело обстоит получше, чем в «Булгаковском доме». Самый главный экспонат – это, конечно, та самая комната, где Булгаков прожил четыре первых московских года. Видимо, несколько лет назад исследователи не были вполне уверены, что правильно определили комнату, где жили Булгаков с женой, но теперь решили считать это доказанным. Смотрите: на информационной картонке слова «а возможно» в первой строке заклеены бумажкой. Это хорошо заметно, если поставить картонку на окно:
Поглядеть на нехорошую квартиру изнутри и в самом деле стоит. Если вам повезет, даже попадете на какую-нибудь выставку. А хоть бы и не попадете, все равно очень интересно побродить из комнаты в комнату, полюбоваться собранными тут предметами булгаковской эпохи. Только не стоит ждать столь же душевного к себе отношения, как у «нижних».
Кстати, еще одна причина холодного отношения «верхних» к «нижним». Она чисто финансовая: удачно расположенный нижний музей просто-напросто отбивает у нехорошей квартиры клиентов. Входит человек во двор – а вот пожалуйте в гостеприимно распахнутые двери под вывеской «Булгаковский дом». Многие вообще не подозревают о наличии в соседнем подъезде еще одного музея.
Пятидесятой квартире конкурировать с молодежью трудно. Собственно, верхний музей может противопоставить нижнему лишь больший научный авторитет. Для большинства клиентов этого маловато, их сердца завоевываются иначе. Вот, к примеру, работать до часу ночи «верхнему» слабо? Да еще без выходных? А собственного Бегемота завести? А денег с посетителей не брать? Да хотя бы гостей встречать с улыбкой и блеском в глазах, а не с казенным «фотосъемку оплачивать будете?». «Булгаковский дом» все это может. «Нехорошая квартира» – нет.
А еще у «нижних» можно найти сувениры: от магнитиков с изображением Булгакова (говорят, если обклеить такими системный блок компьютера, то с операционной системой начнет твориться всякая чертовщина) до прекрасных книжных изданий. Что касается меня, я купил собрание иллюстраций к «Мастеру и Маргарите» Геннадия Калиновского – до сих пор с огромным удовольствием пересматриваю его работы.
В общем, мне вспоминается пословица «Не пеняй на соседа, коли спишь до обеда». Хотя как раз в этом музеи похожи: что один, что второй открываются лишь за полдень.
Экскурсии по следам романа
В день нашего приезда в Москву мы с Олей и оказались в музее лишь далеко за полдень – часу эдак в седьмом вечера. Культурная программа первого московского дня состояла в том, чтобы забрать билеты на экскурсию, которые музей любезно согласился придержать для нас. Затем мы планировали прогуляться к Патриаршим прудам, но покинуть дом оказалось не так просто: когда мы вышли из музея в первый раз, нас догнала менеджер по имени Наталья и такими красками расписала театрализованную трамвайную экскурсию, что отказаться от нее не было никакой возможности. Пришлось возвращаться за дополнительными билетами. Когда же мы попытались ретироваться вторично, то увидели, что выход со двора на Садовую просто-напросто закрыт решеткой. Я живо вспомнил о мистике, которую связывают с именем Булгакова, и уж было решил, что доигрался, и теперь мне суждено остаться в доме Булгакова навсегда. Но обошлось.
А так – результатом посещения «Булгаковского дома» стали билеты аж на две экскурсии: ночная прогулка по следам «Мастера и Маргариты», и театрализованное катание по этим же следам на трамвае. Трамвай этот примечателен тем, что может обходиться без рельсов (этим он напоминает своего собрата, умудрившегося задавить Берлиоза на улице, где нет трамвайных путей).
Экскурсия на трамвае проходит весело. Для начала мы познакомились с вредной теткой-кондукторшей в форменном берете, собравшей у нас по десять копеек за проезд. На протяжении всей экскурсии она то ввязывалась в тщательно отрепетированный спор с экскурсоводом, то грубила пассажирам, а то затевала подметать в салоне пол прямо посреди рассказа экскурсовода. В общем, это был ходячий стереотип о трамвайном кондукторе – воплощенный задорно и с душой.
В пути в трамвай пытается запрыгнуть Бегемот, которого кондукторша встречает хрестоматийным «Котам нельзя! С котами нельзя!», а также случайные прохожие (в отличие от кота, не предусмотренные программой), получающие от кондукторши не менее бойкий отпор. Впрочем, одна забавная накладка с ними все-таки случилась: вернувшись к автобусу-трамваю после выхода у одной из достопримечательностей, мы обнаружили в салоне невесть как попавших туда двух важных пожилых дам, усевшихся на сиденья и заявляющих нам: «Ничего не знаем, мы пришли раньше вас и это наши места». Изгнать их удалось лишь минут через пять.
Изгоняли из трамвая, правда, не всех. К примеру, на одной из остановок в наш трамвай поднялась дама с гордым и траурным лицом, в черном летнем пальто и с желтыми цветами в руках. Доехав до Тверской, на которой, как мы помним, Мастер впервые встретил Маргариту, дама покинула трамвай.
А недалеко от Садовой в трамвай заскочила скандальная бабенка с бидоном, и, оказавшись, как видно, знакома с нашей кондукторшей, стала сплетничать с ней о чем-то, мешая своей болтовней экскурсоводу. Доехав до Патриарших, обладательница бидона (звали ее, разумеется, Аннушкой) соскочила на мостовую и побежала в сторону Ермолаевского переулка. В свете фар нашего трамвая было хорошо видно, что, не добежав до перекрестка, она споткнулась, упала, а, поднявшись на ноги, сгинула в темноте. Через несколько мгновений, которые понадобились трамваю, чтобы доехать до места ее падения, наш шофер ударил по тормозам, и в салон влетел Иван Бездомный с перекошенным лицом, чтобы сообщить: трамвай зарезал Мишу Берлиоза, поскользнувшегося на разлитом масле. Пассажиры высыпали на улицу, где уже вертелся рыдающий Фагот, а Бегемот, не теряя времени, диктовал по телефону телеграмму: «Меня зарезало трамваем, приезжай хоронить. Целую, Берлиоз».
У самого трамвая метался безутешный Иванушка. Пока мы наблюдали за его суетой, толпу зрителей быстрым шагом прорезало безголовое берлиозово тело и шустро удалилось по направлению к своему дому.
Попытки экскурсантов пуститься за ним вдогонку пресекла наш экскурсовод, сообщив, что ничего не знает, Берлиоз ей денег на экскурсию не сдавал, а за нас она отвечает. Ну, и дальше в том же духе.
Однако, как бы ни была занятна трамвайная прогулка, наша пешая экскурсия понравилась мне ни чуть не меньше. По ночной Москве водила нас милая барышня с теми самыми искорками в глазах, о которых я уже упоминал (да, кстати: юные симпатичные барышни – это еще одно неоспоримое конкурентное преимущество «нижних»). Звали нашего гида Ольгой, так что давайте, чтобы не запутаться в Олях, сразу договоримся: ее мы будем называть Ольгой, а Олю – по-прежнему Олей. Видимо, мы были далеко не первой группой, вверенной Ольге в этот день, поэтому по ходу экскурсии она слегка путалась в рассказе, и, поведав нам что-нибудь, все время спрашивала: «Я еще не рассказывала вам об этом?» И при этом очень мило смущалась. Однако не переставала улыбаться нам даже к исходу ночи, и этот огонек в глазах… Ну, не буду повторяться.
Наша экскурсия пришлась как раз на праздничную ночь – ночь дня рождения Булгакова («ночь дня рождения», конечно, звучит странно, но как скажешь иначе?). Обо всех достопримечательностях, которые мы посетили, рассказывать слишком долго, поэтому ограничимся лишь самыми интересными. Началась наша прогулка, естественно, визитом на Патриаршие пруды, расположенные буквально за углом от дома Булгакова. Ну, о Патриарших я уже писал, так что давайте не будем задерживаться на них сегодня, а перейдем к следующему пункту программы, которым оказался...
Особняк Маргариты
Покинув Патриаршие пруды, Ольга повела по Патриаршему переулку к Спиридоновке, где располагался особняк Маргариты. Увидев его, мы с Олей изумленно уставились сначала на дом, а потом друг на друга. Дело в том, что особняком Маргариты оказалось то самое здание, мимо которого мы проходили еще в самый первый день нашего московского визита, и у какового здания мы сделали остановку, пораженные его красотой. Какова вероятность того, что во время прогулки по центру Москвы вас занесет именно к особняку Маргариты? А вероятность того, что вы почувствуете, что именно здесь нужно остановиться и хорошенько рассмотреть этот особняк? Если вы больны Булгаковым, вероятность близка к ста процентам. Знаю, что я слишком часто вспоминаю о булгаковской мистике, но из песни слова не выкинешь.
Но давайте еще раз взглянем на этот дом. Пожалуй, это один из красивейших готических особняков Москвы. Изначально он принадлежал миллионщику Савве Морозову, а сегодня тут устраивает торжественные приемы на международном уровне Министерство иностранных дел.
Как и положено готическому особняку, его архитектуру украшают химеры – на предыдущей фотографии вы можете разглядеть одну из них. Вон она, справа над воротами, в углу балкона. Слишком мелко? Пожалуйста: вот покрупнее.
Отдельно стоит рассказать о посещении этого дома во время ночной экскурсии на трамвае. То есть, конечно, сам особняк мы не посещали – кто ж нас пустит в дом приемов МИДа, да еще и ночью. Мы просто стояли на противоположной стороне улицы, любовались архитектурой и слушали экскурсовода, как вдруг…
Нет, для полноты картины сначала попробую погрузить вас в ту атмосферу.
Итак, представьте себе: ночь. Улица. Фонарь. Вместо аптеки – особняк Маргариты, освещенный безжизненным и лунным светом. Тишина, в которой звучит лишь негромкий голос экскурсовода. Случайные прохожие останавливаются невдалеке послушать его рассказ. И вдруг тишину нарушает приближающийся вопль. Он нарастает, и вдоль по пустынной улице мимо особняка проносится дамочка, которую мы уже видели в автобусе – тогда она была с желтыми цветами. Сейчас же на ней длинный развивающийся плащ, а вокруг нее снопами рассыпаются искры (это не фигура речи: действительно, снопы искр). «Невидима и свободна! Невидима и свободна!» – исступленно вопит она, и скрывается в другом конце улицы. И снова ночь, улица, фонарь. И тишина. Случайные прохожие, да и мы тоже ошарашено таращимся ей вслед. Что это было?! Может быть, ее нужно догнать, пока не поздно, и открыть глаза на то, что ее волшебный крем сделан в Одессе на Малой Арнаутской улице?
А теперь – небольшое отступление. Дело в том, что, положа руку на сердце, не вполне корректно говорить, что Маргарита жила именно здесь. Это лишь наиболее вероятный прототип ее особняка. Вообще, по поводу месторасположения дома Маргариты у исследователей романа, пожалуй, больше всего разногласий. В остальном, кажется, сходятся – прототипы подвальчика мастера, дома Драмлита, ресторана Грибоедова и так далее определены, а вот особняк Маргариты – увы и ах. По ориентирам, оставленным Булгаковым, сегодня найти его не удастся: не сохранился ни покосившийся газовый фонарь, ни, тем более, невтелавка. Остается полагаться на описание самого особняка, но и тут все не слава богу: ни одно из существующих в Москве зданий с абсолютной точностью под описание Булгакова не подходит. Однако именно особняк Морозова кажется наиболее похожим на искомый.
Но если дом Морозова лидирует по степени похожести на особняк Маргариты, то серебро в этой номинации принадлежит дому Кекушева на Остоженке. Сейчас в этом здании располагается египетское посольство.
Этот дом и в самом деле напоминает маргаритино жилище значительно меньше: разве что башенкой-эркером. Но вокруг нет даже дворика, в глубине которого должен помещаться особняк. И разглядывать его далеко не так интересно, как предыдущий: не найдете вы здесь не то что химер – даже каменного льва, некогда венчавшего крышу.
Дом Грибоедова
От маргаритиного особняка мы отправились на Тверской бульвар, к зданию номер двадцать пять, известному как дом Герцена. В советские годы тут помещалась РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей, а также МАПП – Московская ассоциация их же. У Булгакова же дом Герцена превратился в дом Грибоедова, МАПП и РАПП слились в МАССОЛИТ – то ли Московская ассоциация социалистической литературы, то ли просто Массовая литература, то ли все сразу.
Сегодня здесь расположен Литературный институт имени Горького. Ольга рассказывала, что во время одной из экскурсий иронично заметила, что, дескать, до сих пор тут вызревают таланты, словно ананасы в оранжереях. А экскурсантами оказались как раз студенты этого института, и шутку почему-то не оценили.
Будете в Москве, прогуляйтесь к этому дому. И если вам повезет (а повезет вам обязательно, если вы купите в «Булгаковском доме» билет на театрализованную экскурсию), то у решетки дома Герцена к вам подойдет Иван Бездомный и прочитает колоссальное по выразительности и художественной силе стихотворение «Грудь коммуниста», сочиненное им только что. И это, граждане, надо слышать!
Дом мастера
Дом, в подвальчике которого жил мастер, цел до сих пор. Вы можете найти его под девятым номером в Мансуровском переулке. Когда-то тут жили друзья Булгакова: драматург Ермолинский и художник Топленинов. Ермолинский занимал первый и единственный этаж особнячка; Булгаков очень любил захаживать к нему в гости. Иногда засидевшиеся допоздна Булгаков с Ермолинским слышали из-под пола стук – это соскучившийся в одиночестве Топленинов, занимавший тот самый подвальчик, стучал щеткой в потолок, приглашая друзей спуститься к нему и угоститься рюмочкой чего-нибудь вкусного.
Увы, судя по рассказам тех, кто стучался в калитку этого дома уже в наши дни, сегодня тут живут далеко не такие симпатичные люди. И они совсем не любят Булгакова. Однако, справедливости ради, заметим, что их нетрудно понять. Когда к тебе по несколько раз на дню стучатся люди с горящими глазами и дежурной фразой «А вы знаете, что в вашем доме жил мастер?», через месяц-другой и впрямь немудрено разлюбить не в меру популярного писателя. Если верить нашим экскурсоводам, в последний раз таких энтузиастов хозяева дома встретили с ружьем в руках. После этого пыл посетителей несколько поубавился. Но, хоть проход во двор нам заказан, при большом желании объектив фотоаппарата вполне просовывается в щель между забором и стеной дома, так что сфотографировать хотя бы окно подвальчика мастера, в которое стучала носком туфли Маргарита, вполне возможно. Вот оно:
Варьете
Хотя на экскурсиях мы не проходили рядом с этим зданием, совсем обойти его вниманием будет неправильно.
На Садовой улице, совсем недалеко от дома 302-бис, располагалось Варьете, где Воланд устроил свой скандальный сеанс черной магии. То есть, на самом деле, Варьете существовало лишь в романе, а в действительности в начале века здесь помещался цирк Никитиных, который к моменту написания «Мастера и Маргариты» превратился в Мюзик-холл – он-то и носит в романе название Варьете. Правда, выглядило здание совсем не так, как сейчас.
А в 1936 году Мюзик-холл закрыли. Гражданам было объявлено, что он недостоин высокого звания обители советского искусства, и вообще нам такой театр не нужен (вы как хотите, а мне упорно чудится, что причиной тому мог послужить некий сеанс черной магии, устроенный заезжим гастролером).
Потом в этом доме разместился политически правильный и насквозь советский театр Сатиры, а вокруг самого здания зачем-то построили уродливый бетонный короб, который вы и увидите, если придете на Триумфальную площадь. Однако же это не значит, что здание Варьете навсегда скрыто он наших глаз. Просто перейдите на другую сторону улицы и вы увидите торчащий из серой бетонной коробки купол прежнего цирка – именно из-под этого купола сыпались когда-то волшебные червонцы.
А справа от театра расположен сад Аквариум, также упомянутый в романе. Например, именно там Бегемот с Азазелло поколотили Варенуху.
Пашков дом
Последним пунктом нашей ночной прогулки был этот дом – добрались до него мы лишь под утро. Где же он упоминается в романе?
На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев.
Здание, с которого Воланд бросал прощальные взгляды на Москву, – это дом Пашкова, действительно один из самых красивых домов Москвы. Сегодня, конечно, с высоты его крыши не получится рассмотреть весь город до самых краев: Москва с тридцатых годов заметно подросла, как в ширину, так и в высоту. Но когда на каменной террасе сидел Воланд, дом Пашкова был весьма высок по московским меркам.
В отличие от Варьете, это здание осталось практически неизмененным. Вот, смотрите сами:
Забавно: последнее время я пересматриваю старые выпуски «Что? Где? Когда?», те из них, которые вел еще Ворошилов. И как раз во время написания вот этой статьи мне попалась запись второй игры 1992 года. И вот, представьте себе, в последнем вопросе знатокам зачитывают ровно ту цитату, которую я привел выше (правда, опустив имена) и просят их ответить, о каком же доме идет речь. Знатоки, надо отдать им должное, после минуты горячих дебатов вопрос взяли.
Несмотря ни на что, я так и не привык к подобным совпадениям. Хотя пора бы. В прошлый раз – пишу о машинистке Булгакова и случайно попадаю на ее интервью по телевизору, сейчас – пишу о доме Пашкова и попадаю на эту игру. Не слишком ли много совпадений?
Да нет. В самый раз.
2. Последний приют: могила Михаила Булгакова
3. Булгаковская Москва