Буйная зелень, пение птиц и гранитные плиты со знакомыми именами. Чувствуешь, что все вокруг почти физически пропитано тем самым покоем, которого мастеру так не хватало в жизни. Высокие кирпичные стены надежно укрывают кладбище от вечно бегущей куда-то Москвы. И, побродив немного по старым кварталам некрополя, понимаешь, что ничего страшного здесь нет. Для ныне живущих могилы великого писателя Чехова, великого художника Левитана, великого певца Собинова – это не символ трагической утраты, а материализовавшаяся история. Только не надо соваться на новые участки кладбища, где убаюканную покоем душу вывернут наизнанку свежие могилы Тихонова и Янковского.
Новодевичье показалось мне, ростовчанину, воспитанному на масштабах самого крупного в Европе кладбища, совсем крохотным. Так что опасения, что найти последний приют Михаила Афанасьевича окажется сложно, не оправдались. А ведь накануне мы с Олей перерыли весь интернет в поисках указаний на расположение нужной нам могилы. Все это оказалось излишним: при входе на кладбище мы обнаружили удобную схему с указанием главных, по мнению администрации, захоронений.
Итак, войдя в главные ворота Новодевичьего, нужно идти по дорожке прямо до тех пор, пока не увидишь в стене по правую руку арочный проход. Под эту арку и нужно повернуть, перейдя тем самым с новой территории кладбища на старую. Затем снова повернуть направо, и, двигаясь по второму участку кладбища вдоль той же стены, только уже с другой ее стороны, искать двадцать первый ряд.
Найдя могилу любимого писателя, можно какое-то время постоять молча и поразмышлять над тем, посчастливилось ли Булгакову обрести заветный покой. Вспоминая его жизнь, приходишь к выводу, что никак не может быть иначе: покой он заслужил по праву.
– Слушай беззвучие, – говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, – слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, – тишиной. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Сон Михаила Афанасьевича бережет его жена, Елена Сергеевна (как известно, именно она послужила основным прототипом Маргариты. О том, что главным прототипом мастера был сам писатель, думаю, даже не надо напоминать).
Отвлек нас от раздумий о покое некий молодой человек, проведя около нас вереницу иностранных туристов. Остановившись совсем рядом, он обернулся к своим подопечным и весело осведомился по-французски: «Не хотите ли вы теперь взглянуть на могилу жены Сталина?» «Хотим, хотим!», загалдели французы, и юноша повел их прочь, провожаемый моим неодобрительным взглядом. Стоять в двух шагах от могилы Михаила Афанасьевича и ни словом не обмолвиться об этом? Может быть вы, молодой человек, думаете, что гости из Франции не знают, кто это такой? Да будет в таком случае вам известно, что Булгаков один из любимых русских писателей во всем мире! Завороженные магией его книг, иностранцы начинают учить сложный русский язык только для того, чтобы в оригинале прочитать свои любимые произведения. Ведь перевод никогда не сможет в полной мере передать все нюансы чудесной булгаковской прозы. Иностранцы погружаются в изучение истории России лишь с тем, чтобы понять реалии советской жизни тридцатых годов, описанные в «Мастере и Маргарите». Забредя однажды, к слову сказать, на сайт, посвященный этому роману (автор – бельгиец, выучивший по Булгакову русский), я провел немало занимательных минут, вчитываясь в комментарии иностранца к переводам этого романа. Как непредсказуемо, оказывается, могут быть поняты за границей самые очевидные для нас вещи. Помните, например, стихи, написанные поэтом Рюхиным к первому числу? Мы-то с вами знаем, что это за первое число такое – все эти «взвейтесь» да «развейтесь» пачками сочинялись поэтами к первому мая, но не знал об этом переводчик романа на английский. Поэтому в одном из английских переводов стихи оказались написаны к первому января – к Новому году. Забавно, не так ли?
Впрочем, разминувшись с группой французов на несколько минут, к могиле Булгакова подошел еще один товарищ, приведя с собой уже англоязычного посетителя. Английский я воспринимаю на слух хуже французского, но для того, чтобы разобрать слова интуриста «Oh, yes, it is my favourite writer!», хватило даже моих скромных познаний. Вот то-то же.
Вдруг мы сообразили, что, торопясь оказаться у могилы Булгакова, мы даже не успели запастись цветами. У ворот кладбища, правда, был магазинчик с ритуальными товарами, но такого траурного вида, что ни я, ни Оля не смогли себя заставить переступить его порог. Все-таки есть ощутимая разница между философским спокойствием старых каменными надгробий и трагизмом свежей смерти (а именно на ней паразитирует магазинчик). Так что мы отправились прочь от черной витрины с забальзамированными цветами.
Все мои познания о цветах, которые могли нравиться Булгакову, исчерпывались фразой автобиографичного Мастера: «Я розы люблю». Что ж, розы, так розы. Найдя небольшой рынок с цветами, мы выбрали для Михаила Афанасьевича самую красивую розу. Одну. Потому что отмечаем не поминки, а день рождения.
Еще один интересный момент. Когда мы отправились за цветами, – а шли мы вдоль каменной стены старой территории кладбища, – я неожиданно сделал для себя одно маленькое, но примечательное открытие. Оказывается, невдалеке от могилы Булгакова среди плит колумбария в кладбищенской стене можно найти еще одно не постороннее имя: Юрий Слёзкин. Тот самый Юрий Слёзкин, который был одним из первых проводников Булгакова в литературный мир. Они подружились в двадцатом году. Дело было так: отступавший с белой армией Булгаков во Владикавказе тяжело заболел тифом. Жена его, Татьяна Лаппа, не позволила везти мужа дальше, так как он просто не перенес бы дороги. Белые ушли. Булгаков остался. В городе появились красные, и при новых порядках надо было как-то жить и выживать. Как минимум, нужно было где-то работать, чтобы не умереть с голоду. Опытный Слёзкин, с которым Михаил Афанасьевич уже успел познакомиться, устраивается руководителем подотдела искусств, а Булгакова делает заведующим литературной секцией. У будущего автора «Мастера и Маргариты» появляется возможность заработать кусок хлеба, а также – пропуск в литературную среду (и это для Булгакова было, пожалуй, важнее куска хлеба).
Сегодня почти никто не помнит литератора Юрия Слёзкина. Удивительно, как мне удалось углядеть на кладбищенской стене неприметную плиту размером с небольшую книжку. Ведь случайно наткнуться на нее среди сотен плит колумбария практически невозможно, тем более, если вообще не подозреваешь, что Юрий Львович тоже похоронен здесь. А, может быть, ничего удивительного и нет. Но о булгаковской мистике мы уже вспоминали достаточно, чтобы лишний раз не повторяться.
Не будем поминать мистику всуе, даже рассказывая о том, что, вернувшись на могилу с цветами, мы как раз застали церемонию возложения цветов от булгаковского музея. Хотя официальное слово «церемония» – это, пожалуй, не совсем верное слово. На самом деле все было тихо и без лишней помпы: просто пять человек пришли отдать дань уважения писателю. А из прочей публики были только мы с Олей – вот она, справа на фото.
Дама, которая стоит на фотографии второй слева, оказалась булгаковедом Ириной Яковлевной Горпенко. А вот как зовут остальных, я вам, к сожалению, сказать не могу: познакомиться мы с ними не успели, ибо Ирина Яковлевна заговорила нас до такой степени, что улучить момент для того, чтобы познакомиться с остальными членами коллектива, было совершенно невозможно. И это, я вам скажу, здорово – не то, конечно, что мы не познакомились с оставшимися товарищами, а то, что Ирина Яковлевна успела рассказать нам столько интересных вещей. В частности: выяснилось, что Булгаков все-таки был у нас в Ростове, хоть и самое непродолжительное время. Вообще говоря, очень странное чувство возникает время от времени при беседе с профессиональным булгаковедом. Это непривычное ощущение заключается в том, что чувствуешь: Булгакова, как ни крути, ты знаешь очень плохо. Перед тобой открываются такие дебри булгаковедения и булгакологии, выкладываются такие факты и имена, которые ты если и знал, то успел давным-давно забыть. Что ж, будем наверстывать упущенное.
Да, следует сказать еще об одном. Благодаря этой встрече сбылась мечта идиота: мне удалось подержать в руках первые издания Булгакова. О, листать их – это совершенно особенное удовольствие. Итак, во-первых, у наших новых знакомых с собой оказалось самое первое издание «Дьяволиады» – со знаменитой красно-черной рубленой кляксой на обложке. Во-вторых, пиратское (кажется, рижское, 1928-го года) издание «Белой гвардии», в дореформенной орфографии: название написано через «ять», а сверху имя автора – «Мих. Булгаковъ» (эта книга примечательна не только тем, что издана без ведома и согласия автора, но еще и тем, что четвертая глава в ней поддельная, придуманная и вписанная в роман пиратами же). В-третьих, «Роковые яйца», уж не помню, что за издание, но судя по тому трепету, с которым к книжке относился владелец, тоже очень редкое и ценное. Смотрите, какая довольная у меня физиономия:
После того, как были сделаны эти кадры, мы сообразили, что, стоя к могиле Булгакова лицом, на фотографиях мы окажемся на фоне могилы Станиславского, которого писатель весьма недолюбливал (и, скажем откровенно, было за что). Так что мы переместились поближе к могиле Михаила Афанасьевича, украшенной корзиной цветов с алой лентой «Мастеру – от музея "Булгаковский дом"».
Кстати, известна ли вам история черного камня, установленного в изголовье могилы Михаила Афанасьевича? Если вы увлекаетесь Булгаковым, то знаете ее наверняка — историю эту из-за ее эффектности обожают пересказывать все, кому не лень, так что она уже стала явно отдавать попсовостью. Однако попса попсой, а история и в самом деле в высшей степени примечательна, так что расскажу о ней и я.
История эта связана с Гоголем, которого Булгаков страстно любил и считал своим учителем. Пожалуй, можно говорить, что мистика Булгаковских книг в большой степени берет начало в мистике Гоголя. Не исключено даже, что сжигал Булгаков первый вариант романа о дьяволе (да-да, в тридцатом году первая редакция романа была сожжена) именно вдохновленный примером кумира. Сжигал роман Булгаков, правда, осмотрительней, чем Гоголь, а именно – оставляя нетронутым корешок тетради с широкими обрывками страниц – иначе кто ж поверит, что роман действительно был им написан? (По этим обрывкам после смерти Булгакова даже удалось восстановить текст первых редакций романа). Несколько лет спустя, заново переписав главы романа, Булгаков заставит уже Мастера погубить свои рукописи в печке. Но мы несколько отвлеклись. Вернемся к Гоголю. А точнее, к его могиле.
Изначально Гоголь был похоронен на кладбище Данилова монастыря в Москве. Могилу его венчал камень, специально доставленный из Крыма и получивший за свою форму, напоминающую очертания лысой горы, имя Голгофа. Через восемьдесят лет, в начале тридцатых, монастырь большевики закрыли, кладбище ликвидировали, а останки Гоголя перевезли на почетное Новодевичье. Еще через двадцать лет невзрачный могильный камень заменили на помпезное надгробье «от советского правительства», а ненужную более Голгофу бросили под стену кладбища, в кучу других камней. А дальше... Впрочем, лучше приведем воспоминания Елены Сергеевны, вдовы Булгакова:
Я никак не могла найти того, что бы я хотела видеть на могиле Миши – достойного его. И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, – я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской на мой вопрос, объяснил, что это – Голгофа с могилы Гоголя, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи: Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков, 1891-1940 (четыре строчки. Золотыми буквами). Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле – Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя.
Так камень с могилы учителя лег в изголовье могилы ученика. Сбылась мечта Булгакова, в трудные дни обращавшегося к Гоголю, сидящему у бульварного кольца: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью».
Разговаривали еще с булгаковедами о многом и разном, даже не буду пытаться пересказать. Потому что рассказать обо всем не смогу все равно, а пропускать что-то будет обидно. Да и ваше терпение не стоит испытывать, правда? Ведь по непонятным мне причинам не всем может быть интересно читать, скажем, о трагической судьбе булгаковской тетки в Крыму двадцатого года. А это лишь одна из затронутых образованной Ириной Яковлевной тем.
Но, как ни была интересна наша беседа, пришло время прощаться, и мы, предварительно обменявшись координатами, отправились своими дорогами. Наш путь лежал к иным великим деятелям искусства, покоящимся здесь – Илье Ильфу (каменный обелиск, чрезвычайной лаконичностью и массивностью своею совсем не похожий на творчество писателя), Владимиру Маяковскому (тут наоборот, очень подходящая ему красная гранитная плита с выразительным бюстом агитатора, горлана-главаря), Антону Чехову (уютная, если так можно говорить о могильном памятнике, беленькая стела за кружевной оградой), упомянутому выше Гоголю и многим, многим другим.
Гуляя по кладбищу, можно поразмышлять над вечными вопросами бытия, над тайной жизни и смерти, но хочешь – не хочешь, мысли непременно возвращаются к Булгакову. И дело здесь даже не в нашем настрое. Ну скажите на милость, как можно не вспомнить о Михаиле Афанасьевиче, увидев на могильном памятнике такое вот имя:
Прототипом профессора Преображенского был дядя Булгакова, доктор Покровский, а ассистентом у него вместо Борменталя работал доктор Блюменталь. Так вот вам еще одно имя:
Правда, ни имени Швондера, ни Шарикова нам не встретилось. Ну и правильно. Не место им на Новодевичьем.
Других же булгаковских персонажей, гораздо более симпатичных и вполне себе живых, можно встретить даже сегодня, но для этого нужно заглянуть в музей «Булгаковскй дом». Впрочем, не будем забегать вперед – этому (и еще многому другому) будет посвящена третья часть нашего рассказа.
2. Последний приют: могила Михаила Булгакова