На юбилее Булгакова. Часть первая: Киев-город

Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий монастырь на склонах! Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру. Черно-синие густые ночи над водой, электрический крест Св. Владимира, висящий в высоте...
Словом, город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских. М. Булгаков, «Киев-город»

В поезде с нами ехал паренёк, очень общительный и разговорчивый, этакий живчик. Разговорил он нас за полминуты (мне бы так уметь), и всю оставшуюся дорогу пытал нас: «Вы что, в самом деле едете на юбилей Булгакова? Вот из России в Киев? Нет, серьезно? Вы что, правда, ездите каждый год на его день рождения?» Потом стал звонить друзьям и с восторгом о нас рассказывать. Всё не мог поверить, что такие люди сегодня встречаются.

А вот, представьте себе, встречаемся.

Действительно, поездка в день рождения писателя по булгаковским местам становится, похоже, доброй традицией. Булгаковскую Москву мы уже видели, и теперь пришел черед булгаковского Киева – родины Михаила Афанасьевича. Здесь прошло детство будущего писателя, и воспоминания о Киеве как о лучшем городе на земле отзываются эхом во многих, очень многих его произведениях. Даже в «Мастере и Маргарите» (казалось бы, насквозь московской книге) и то нашлось место теплым воспоминаниям о Киеве. Помните несимпатичного дядю покойного Берлиоза, приезжающего в Москву на похороны – откуда он был родом?

«Неизвестно почему, но Киев не нравился Максимилиану Андреевичу, и мысль о переезде в Москву настолько точила его в последнее время, что он стал даже худо спать. Его не радовали весенние разливы Днепра, когда, затопляя острова на низком берегу, вода сливалась с горизонтом. Его не радовал тот потрясающий по красоте вид, что открывался от подножия памятника князю Владимиру. Его не веселили солнечные пятна, играющие весною на кирпичных дорожках Владимирской горки. Ничего этого он не хотел, он хотел одного – переехать в Москву.»

За такую меркантильность и невосприимчивость к прекрасному Максимилиан Андреевич справедливо получит по ушам от воландовской шайки.

Но красочней, теплей, поэтичней всего описан Киев в «Белой гвардии». Именно этот роман Булгакова, а вовсе не «Мастер и Маргарита», главенствует на киевской земле. Именно ему, а не «Мастеру и Маргарите», посвящен киевский музей. Именно «Белую гвардию» будем вспоминать и мы во время нашей прогулки.

Итак, начнем с Владимирской горки. От метро «Поштова площа» («Почтовая площадь») до нее принято добираться на знаменитом киевском фуникулере. Это такой вагончик, который за символическую плату минуты две со скоростью пешехода будет тащить вас по рельсам в гору.

Ну, это, конечно, точка зрения нас как туристов, которым хочется любоваться видами, пролетая на канатной дороге над горой. А для киевлян фуникулер это предмет первой необходимости – не роскошь, а средство передвижения с Подола в Верхний город. Ну и бог с ним, с фуникулером, не инфраструктура Киева волнует нас сейчас. Так что повернем от верхней фуникулерной станции налево, и отправимся в парк Владимирской горки (лучшего места на свете, если верить имениннику).

Весенняя Горка прекрасна. Если будете в Киеве, обязательно найдите время погулять там, а еще лучше, выберитесь на пикник. Побродите по уютным аллейкам, выложенным брусчаткой, оцените воспетый Булгаковым потрясающий по красоте вид, открывающийся от подножия памятника князю Владимиру, и насладитесь буйством зелени вокруг – Киев вообще самая зелёная столица мира.

Разумеется, не могли мы обойти вниманием знаменитый памятник князю Владимиру, крестителю Руси, который так часто поминается в «Белой гвардии».

Прокатившись прошлым вечером по Днепру, я с радостным удивлением увидел, что крест в руках Владимира и спустя почти век светится все так же ярко. А на следующий день, подойдя к самому памятнику, мы увидели, что крест этот сплошной черный, чугунный и светиться совершенно никак не может. В недоумении по этому поводу я пребываю до сих пор.

Заглянем теперь на бульвар Тараса Шевченко, к зданию бывшей первой мужской Александровской гимназии. Здесь, в ее стенах, учился когда-то Булгаков, здесь же постигали премудрости разных наук и герои его «Белой гвардии» – Николка и Алексей Турбины, и Мышлаевский, и Карась. Всё ехало и ехало тут колесо из деревни «А» в деревню «Б», делая N оборотов, а из бассейнов вечно лилась и всё не могла вылиться вода, здесь Онегин, и Ленский, и Сократ... И всё это было, и всё кануло в Лету, а стоят в декабре восемнадцатого года на плацу гимназии юнкера в строю, и мортиры щерятся в небо, и офицеры учат неопытных студентов обращаться с винтовкой – наступают на Город банды Петлюры, а банд тех – двести тысяч человек. А в гимназии двести юнкеров да студентов, и надо отстоять Город, надо быть верными присяге – присягали гетману офицеры (а сам-то гетман прошлой ночью позорно бежал, но никто почти еще об этом не знает). И погибнет здесь артиллерист Турбин из «Дней Турбиных», и спасется чудом доктор Турбин из «Белой гвардии». Вот какое это место – Александровская гимназия.

А сейчас в здании бывшей гимназии расположен университет имени Тараса Шевченко (на Украине, по-моему, не может быть ничего имени кого-то другого). Сегодня тут ничего не напоминает о событиях революционных лет – пожалуй, это единственное булгаковское место Киева, показавшееся мне совершенно не булгаковским. Совсем не слышно тут эха трагических событий восемнадцатого года, и невозможно представить здесь строй отважных юнкеров и неопытных студентов под командованием тревожных офицеров. Может быть, я слишком толстокожий, но очень уж тут всё буднично и современно.

Когда-то здесь были устремлены в небо стволы пушек, а сегодня торчит рекламный щит гинекологической клиники. У меня это вызывает лишь какие-то смутные фрейдистские ассоциации.

Пойдем-ка мы дальше.

О церкви Николая Доброго, которую мы разыскали на Подоле, сказать, собственно, почти нечего. Интересна для нас она тем, что здесь проходило венчание двадцатидвухлетнего Михаила Афанасьевича с первой женой, Татьяной Лаппа.

Венчал весёлых молодых священник Александр Глаголев, друг семьи Булгаковых. Его вы, кстати, тоже найдете в «Белой гвардии» – вспомните отца Александра, отпевающего мать Турбиных. Отпевание в романе, кстати, проходило именно здесь – вот и еще одна причина посмотреть на эту церковь.

Давайте это и сделаем – все равно сказать о ней мне больше нечего.

Отправимся дальше – до булгаковского музея отсюда рукой подать. Вообще говоря, чтобы попасть от церкви Николая Доброго к дому Булгакова, нужно дойти до Андреевского спуска (он совсем рядом) и подняться метров на эндцать в гору (Андреевский спуск на самом деле является Андреевским подъемом – ну, исторически улица росла снизу вверх). Но мы сделаем финт ушами и зайдем с другой стороны этой улицы. Дело в том, что Оля (штурманом в этом путешествии была она) каким-то непонятным образом выстраивала маршрут наших передвижений по Киеву так, что подходили к Андреевскому спуску мы всегда сверху – и вместо того, чтобы взбираться в гору по довольно крутой улице, мы всякий раз без особых хлопот спускались по ней вниз.

Еще до того, как попасть в музей Булгакова, выйдя только к Андреевскому спуску (надо сказать, кстати, что сегодня это что-то вроде киевского Арбата – улица туристов и сувениров), мы задержались у Андреевской церкви – то есть, в самой верхней точке спуска. И дело тут не в самой церкви – хотя архитектура Растрелли, безусловно, заслуживает того, чтобы остановиться и полюбоваться ею.

Но одной лишь церкви не хватило бы, чтобы заставить нас сделать остановку. Просто дело в том, что прямо напротив церкви располагается двухэтажный дом, в котором молодой студент Булгаков, уже покинувший родовое гнездо, три года снимал комнату с молодой же женой Тасей Лаппа. Мало кто знает об этом – гости булгаковского музея, расположенного дальше по улице, проходят мимо этих окон, не оборачиваясь на них.

На протяжении двадцатого века дом перестраивался, его внутренняя планировка изменилась до неузнаваемости, но интересующая нас угловая комнатка сохранилась. Сегодня в ней расположена приемная какого-то частного медицинского центра (вон его реклама, висит между булгаковскими окнами), и со двора прямо в бывшую комнату Михаила Афанасьевича, на второй этаж, ведет лестница.

Терять такую возможность мы, разумеется, не стали, и направились прямо в гостеприимно распахнутые двери. И тут нас ждал приятный сюрприз. Стены приемной сплошь были увешаны багетами с цитатами из книг Михаила Афанасьевича, а в одной из стен даже появился камин, очень похожий на настоящий. Знает, стало быть, медицинский центр, в каком помещении ему посчастливилось разместиться. Фотографировать внутри мне, правда, не разрешили (а сам виноват, дурак, не надо было спрашивать), но специально для вас одно фото я всё же сделал:

Пройдем теперь дальше, вниз по брусчатке изломанного Андреевского спуска, мимо многочисленных лотков с сувенирами, мимо замка Ричарда, мимо лестниц, ведущих на обзорные площадки.

И вскоре увидим по правую руку аккуратный двухэтажный особнячок под тринадцатым номером, являющийся главной целью нашего путешествия. В особнячке этом с 1907 года снимала второй этаж семья Михаила Булгакова (в 1907 ему было шестнадцать), а сегодня тут расположен музей писателя.

Но еще до того, как вы окажетесь у дверей музея, вы увидите самого Михаила Афанасьевича, сидящего справа от дома, скрестившего руки на груди и сосредоточенно глядящего куда-то перед собой – любимый объект групповой съемки всех гуляющих по спуску.

Ну, Булгакова-то, положим, сфотографировал и я, а вот от того, чтобы сфотографироваться рядом с ним самому, меня что-то удержало. Причем в тот момент я толком даже не смог понять, что именно – просто почувствовал, что будет это как-то... не вполне правильно, что ли. А вот постояв несколько минут рядом с памятником и понаблюдав за прохожими, даже понял, почему.

Цитата из «Записок на манжетах» как-то сама всплыла в памяти: «Я не терплю фамильярности с детства и с детства же был ее жертвой».

Время от времени от стада праздношатающейся публики, коей обилен и славен Андреевский спуск, отбиваются очередные гуляющие, завидевшие бронзовую лавочку с писателем. Своим непременным долгом они считают плюхнуться рядом с Булгаковым, приобнять его за талию и сфотографироваться таким образом на мобильник.

И это было бы еще полбеды. Хуже то, что следствием такого вопиющего вторжения в приватность является до блеска натертый нос Михаила Афанасьевича, весело сверкающий на солнце. Происходит так: очередной отбившийся от стада турист плюхается рядом с Булгаковым и, видя блестящий нос, тут же хватается за него пальцами. Зачем он это делает? Ответить на этот вопрос не может никто, и прежде всего сам турист. Блестящий кончик носа как будто всем своим видом говорит ему «потри меня!», и слабовольный прохожий не может устоять перед такой несложной, в сущности, просьбой. А так как Гоголя он не читал и не знает о возможности человека общаться непосредственно с носом, то и мотивацию своих действий сам он понимает не вполне. Поэтому турист пытается дознаться у прочей публики: в чем же смысл натирания носа писателю? Для чего ему, туристу, нужно это делать? Абсолютно ни для чего не нужно, уважаемый. Абсолютно ни для чего. Просто все дело в стадном инстинкте прохожих.

Не будем же им уподобляться.

Но вернемся от частного к общему и поговорим о памятнике в целом. Вообще говоря, мне кажется, что такой памятник гораздо больше подходит Москве, чем Киеву. Таким – сосредоточенным и закрытым – я вижу именно московского Булгакова. Именно такой Михаил Афанасьевич, мне кажется, должен сидеть где-нибудь в тенистом уголке на Патриарших прудах и размышлять о вечном (напомню, что памятника Булгакову нет пока ни на Патриарших, ни где-либо еще в России). В Киеве же прошли лучшие и безмятежные юношеские годы будущего писателя. Так не лучше ли и памятник ему сделать было не угрюмым, а радостным и светлым? Впрочем, художникам, конечно, виднее.

В день сто двадцатилетия писателя именно у этого памятника собрался на праздник народ.

Пропустив презентацию выпущенной к празднику книги, мы появились тут к тому моменту, когда группа специально приглашенных интуристов (или просто полиглотов, кто их знает) зачитывала отрывки из книг именинника на разных языках. Вот, например, эта дама читает Булгакова на эсперанто:

После чтений все желающие были приглашены на выступление театра «Комедиант», специально выписанного из дружественного московского музея. «Комедиант» в лице трех своих актеров (остальные остались на московском дне рождения) показал нам несколько сценок по мотивам «Мастера и Маргариты» (ну, не «Белую же гвардию» играть театру с таким названием!) и, само собой, отрывки из неизменной «Богемы» – без чтения этого рассказа никакое булгаковское торжество не обходится. Кстати, не читавшим «Богему» очень рекомендую – Булгаков там прекрасно описал начало своей литературной карьеры.

А затем, наконец, пришло время экскурсии по музею. Надо сказать, что для нас это была уже вторая попытка попасть на экскурсию по булгаковскому дому – в первый раз мы попытались сделать это еще вчера, но из-за предпраздничной суеты получили от ворот поворот.

Мы влились в толпу жаждущих у дверей дома, выстроились строго в беспорядке и стали ждать. Время от времени двери открывались, в проеме показывалась рука, отсчитывавшая очередной десяток посетителей, и закрывающая дверь перед носом одиннадцатого. Вскоре в счастливый десяток попали и мы.

Пожилая дама-экскурсовод провела нас на второй этаж, и, построив у стенки, окинула всех неприязненным взглядом, после чего с раздражением спросила:

– Кто-нибудь тут читал «Белую гвардию»?
– Ну… конечно, – неуверенно ответил я после паузы. Единственный из всех.

В глазах пожилой дамы, кажется, промелькнул интерес. Рискну предположить, что я вернул ей веру в человечество. На протяжении всей дальнейшей экскурсии она обращалась исключительно ко мне, и выглядело это приблизительно так: «Этот дом Булгаков описал в романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных» – вот вы читали, вы знаете, о чем я. Идем дальше». С неожиданной прытью экскурсовод перебегает в соседнюю комнату. «Это спальня Елены, а вот ее знаменитый капор – вы читали книгу, вы его помните. Дальше». Перебегаем вслед за нашим проводником в следующее помещение. «Это комната Николки, а за этим окном были спрятаны револьверы – вы читали, вы в курсе». Бежим дальше. Вся экскурсия по дому не заняла, пожалуй, и пяти минут.

Да что же это такое! Не для того мы ехали в Киев, чтобы от нас так легко отделались в музее Булгакова. Я вцепился в пожилую даму как клещ, и добился-таки твердого обещания, что завтра нас никто не будет поскорей выпроваживать за дверь, и мы сможем, наконец, рассчитывать на полноценную экскурсию. Похоже, своим интересом к Булгакову мы заслужили ее доверие, потому что она, наконец, дала волю скопившемуся раздражению и поделилась наболевшим: «Вот ведь люди, все бы даром да на халяву! Нет бы придти в любой другой день и заплатить за экскурсию, так нет – всей толпой именно сегодня, да чтобы бесплатно!» Не могу с ней согласиться, хотя, в общем, ее тоже можно понять. Все-таки, серьезный научный сотрудник – не девочка, чай, по пятьдесят раз на дню распинаться перед людьми, большинство из которых и романа-то не читали.

Но мне почему-то вспомнился прошлый день рождения писателя – его мы провели в Москве, и я до сих пор не могу забыть улыбок сотрудниц тамошнего музея – Ольги и Натальи, приветливо встречавших гостей музея на протяжении всей ночи, аж до пяти утра. Тоже совершенно бесплатно, заметим. И я боюсь, что дело тут не только в разнице в возрасте. Просто если меня попросят сформулировать то главное, чем отличаются «Булгаковский дом» в Москве от киевского «Дома Турбиных» (не считая, конечно, разницу в экспозициях), то я скажу, что отличие между ними совсем простое. Приходя в московский «Булгаковский дом», ты чувствуешь, что тебе там рады. Только и всего.

Вот, собственно, я и рассказал, как прошел юбилей Булгакова в Киеве. Ничего похожего на прошлогодний московский перформанс тут, увы, не было. Оно и понятно: сотрудники музея – люди немолодые, серьезные, да и киевская «Белая гвардия» – это вам не московские «Мастер и Маргарита», особой игривости не предполагает.

Хотя, как ни печально, дело даже не в этом: просто главными гостями музея в день рождения были не мы, простые смертные, а меценаты и спонсоры. Для них была устроена специальная закрытая программа в музее, а обычные поклонники таланта писателя были в тот вечер предоставлены сами себе. Кучковались группками рядом с музеем, слушали гитару, пили шампанское.

Говорят, на Андреевский спуск транслировали оперу, исполнявшуюся за закрытыми дверями для почетных гостей музея. Не знаю, не видел: мы, не дождавшись ее, ушли гулять по вечернему Киеву.

А на экскурсию по музею на следующий день мы все-таки попали. Но чтобы не утомлять вас, подробный отчет об этом будет во второй части нашего рассказа.

Читать вторую часть: Дом Турбиных